«Я больше никогда его не увижу» — однажды осознала я.

Я перестала чувствовать злость при его упоминании, — только растерянность и непонятную грусть.

***

Как-то в субботу утром, за несколько дней до Нового года я отправилась в гости к Хельге за очередной порцией зубодробительной германской лексики. Снег шел всю ночь, густо засыпал подоконники, а сад вообще превратился в заколдованный лес из сказок про Нарнию. В доме витал запах корицы и лимонных корок: Анна всё утро пекла печенье, и я даже успела стянуть у неё несколько штучек перед отъездом.

Маршрутка до Маршала-Жукова и вот я на месте, звоню в дверь, стягивая на ходу куртку и вытряхивая мокрый снег из капюшона. Щелкнул замок, дверь беззвучно открылась и я, постукивая каблуками, шагнула в полумрак гостиной. К моему удивлению вместо Хельги передо мной стоял незнакомый рыжеволосый тип в красной толстовке. Я напряглась. В голове завертелся рой самых мрачных подозрений: разве у Хельги были родственники? разве этот тип годится ей в приятели? разве он похож на какого-нибудь сантехника или компьютерного мастера? Нет, нет и нет — вот ответы на все эти вопросы! Мне конец. Этот тип залез в квартиру, укокошил Хельгу, которая наверняка сейчас лежит где-нибудь в ванне с проломленным черепом и вот теперь… МНЕ КОНЕЦ!

Его реплика только ухудшила мои подозрения:

— Ты проходи, проходи. Бабуля тут приболела…

Я застыла на месте. Если дверь за моей спиной сейчас закроется, то...

— Степан, — сказал он и протянул руку. Я вздрогнула и застыла, вцепившись в свою промокшую куртку.

— К-кто вы?

Он прищурился, как будто не совсем расслышал мой вопрос, а в следующую секунду случилось то, что заставило меня покраснеть до корней волос.

— Ich hei?e Stefan[3], — начал он на чистейшем немецком языке. Он говорил так легко и быстро, что я едва успела разобрать: "Я внук Хельги. Ей нездоровилось в последнее время и она решила, что провести новогодние каникулы в санатории — отличная идея. Мне жаль, что бабуля не успела предупредить тебя..."

— Ага. Понятно, — промямлила я, мечтая сквозь землю провалиться. И желательно поглубже.

Он рассмеялся, с удовольствием наблюдая за моей реакцией и лицом, медленно превращающимся в красный помидор. И тут, когда глаза окончательно привыкли к полумраку гостиной, а сердце перестало шарахаться из стороны в сторону, я заметила, что он не намного старше меня, хотя значительно выше и заметно шире в плечах. Он чем-то смахивал на английского принца Гарри: румянец на щеках и насмешливые глаза. Клянусь, уже через три минуты после нашего знакомства я не могла понять, как меня угораздило принять его за грабителя. «Да я просто чокнутая истеричка, наверно в этом всё дело».

— Лика, — представилась я. — Хельга Адольфовна — мой репетитор по немецкому.

— Я знаю, — сказал он. — Бабуля сообщила. По крайней мере, это то, что я сумел понять из ее вчерашнего словесного… потока. Она когда суетится и нервничает, ни черта не разберёшь.

Он взял мою куртку и сунул её в шкаф.

— А что с ней? Это серьезно? Я наверно тогда… пойду, — залепетала я, провожая взглядом одежду, только что скрывшуюся за лакированной дверцей.

— Да ничего серьёзного. Я так полагаю, ты не спешишь? Я позанимаюсь с тобой, никаких проблем, — сказал он и повел меня в кабинет.

***

— Чай, кофе, э-э-э… кефир? — спросил он с деланной серьезностью.

— Модальные глаголы, — пошутила я. Напряжение и дрожь в коленях наконец оставили меня в покое. Впрочем, особенной расслабленности я тоже не чувствовала. Общение с незнакомцами всегда действовало на меня парализующее: я говорила, улыбалась, кивала головой, как китайский болванчик, но внутри превращалась в один сплошной кусок дерева.

— Нет. Ни за что, — сказал мой новый наставник. — Это же скука смертная.

Я не смогла сдержать смешок.

— А что не скучно?

— Давай поболтаем, расскажи что-нибудь о себе, — он придвинул стул и сел напротив меня. Кусок дерева внутри меня начал превращаться в неподъемную гранитную глыбу.

— Хорошо, — я озадаченно очертила комнату взглядом. — Меня зовут Лика, я...

— Нет-нет, — перебил он. — Sprich deutsch bitte[4].

— Gut. Gerne[5], — соврала я. Моё произношение в сравнении с его — звучало хуже вороньего карканья.

— Меня зовут Лика и я… И я… не отказалась бы от чашки кофе, — пролепетала я по-немецки, твердо решив, что больше не скажу ни слова. Одно дело говорить с пожилой преподавательницей, которую уже ничем не испугаешь. И совсем другое — с привлекательным ровесником, который, по-видимому, знал этот язык в совершенстве. Было бы просто бесчеловечно так издеваться над ним.

— Gut, — сказал он, расплываясь в улыбке. Моё смущение его явно забавляло. — In der Kuche ist es viel besser als im Kabinett. In diesem Kabinet ist es so mutlos und finster. Schaue dir diese Tapeten der dunklen-violetten Farbe nur an. Es ist die Hole des Drachen. Und die Fenster, konnen meiner Meinung nach, nicht geoffnet werden. Jedenfalls habe ich es eine halbe stunde lang versucht. Ohne Ergebnis[6].

— Что-что? — переспросила я ошарашено. Мой мозг был просто не в состоянии разделить этот гипнотизирующий поток на отдельные слова и предложения.

— Ну я сказал, что тут… Мрачняк, короче. Идём, на кухне лучше.

***

Мы пили кофе и болтали без остановки, как дети. Стефан — я узнала, что друзья называют его именно так, — потакать моим слабостям не собирался: практически весь вечер мы говорили исключительно на немецком. Я умудрилась шокировать саму себя: я не ожидала, что говорить на другом языке — это так увлекательно, так весело.

Оказалось, что семья Стефана живёт в Германии уже много лет. Он послал мне странный изучающий взгляд, когда я сказала, что собираюсь поступать в университет в Германии.

— Почему именно туда? — спросил он, неожиданно переходя на русский.

— Чтобы быть поближе к отцу. Он там работает, — ответила я, тоже перескочив на русский.

— Понятно. Если у тебя получится, будет просто здорово.

Я уставилась в окно, в сгущающиеся сумерки. Поступить в немецкий вуз — было настолько дерзкой мечтой, что говорить об этом я пока ни с кем толком не решалась. Сначала придется пару лет посвятить языку, языковым сертификатам, но потом, если получится, будет действительно, здорово. Снова вся семья в сборе: папа, Анна, я и... Ну почти вся.

Мысли об Анне вдруг резко выдернули меня из этого приятного уединения со Стефаном. Время вдруг снова обрело очертания и заторопилось вперёд. К тому же, — эта мысль до сих пор не приходила мне в голову — что, если я доставляю Стефану неудобства, рассевшись тут на стуле, донимая его расспросами о Германии и пожирая печенье из стеклянной вазочки? Сегодня я провела здесь гораздо больше времени, чем обычно проводила в компании Хельги.

— Слушай, уже так поздно! — вскочила я.

— Разве поздно? — спросил он с такой неожиданной серьёзностью, что мне почему-то срочно захотелось разрядить обстановку шуткой.

— Очень поздно. Я ложусь спать в девять вечера.

— Да ну. Серьезно?

— Нет, — тут же сдалась я. — Но Анна будет очень волноваться, даже если я буду звонить ей каждые пять минут. «Потому что теперь у нее осталась только я», — хотела было добавить я, но передумала.

— Хорошо. Я провожу тебя, — он встал,

— Я живу на другом конце города… Такси возьму.

— Тогда я провожу тебя до такси.

***

Мы стояли под козырьком подъезда. Моя машина должна была приехать с минуты на минуту. Фонари отбрасывали на землю огромные конусы света, внутри которых роились крупные белые хлопья. Я не хотела думать о том, что сейчас такси увезет меня домой и Стефана я, возможно, больше никогда не увижу. Я просто наслаждалась обжигающим морозным воздухом, сумасшедшим снегопадом и ловила себя на мысли, что давно не чувствовала такого умиротворения.

— Этот свет от фонарей — как стеклянные пробирки с метелью внутри, да? — вслух заметила я.

Стефан не ответил. Я повернулась к нему, собираясь повторить сказанное, и обнаружила, что он стоит гораздо ближе, чем я думала, и не сводит с меня глаз: